Нефть и мир. «Семь сестер» – дом, который построил Джон - Леонид В. Крутаков

Таблица 9. Мировая финансовая иерархия на конец 1918 года – процентное соотношение долга к довоенному богатству высчитано самостоятельно (в млрд долл.)[367]

В пределах национального контура гарантом будущего выступает репрессивный аппарат конкретного государства (кредитор 1-го уровня), которое принуждает кредиторов 2-го уровня (корпорации и банки – ООО) соблюдать обязательства. В случае с межгосударственными обязательствами с обеих сторон (заимодавец – заемщик) выступают кредиторы 1-го уровня (репрессивные аппараты). Принуждение к исполнению обязательств здесь противоречит базовому принципу Вестфальского мира (суверенитет) – разрешается в конечном итоге кровью.

В мирное время межгосударственный кредит обеспечивается общим пониманием того, откуда берется благосостояние страны (перспективы роста и падения). Общей системой координат для принятия решений (описываемая, считаемая модель развития). До Great War обеспечением (подтверждением платежеспособности) межстранового кредита служила территория, пространство, объем товаров, сбережения (уже произведенная добавленная стоимость. – Л. К.). После войны – объем доступной нефти (источник первичной стоимости, на котором возведено все экономическое здание модели), потенциал роста (прогноз, оценка будущей стоимости в параметрах модели. – Л. К.).

Great War кратно подняла залоговую стоимость нового обеспечения мирового кредита (флот, автомобили, танки, авиация, боеприпасы), увеличив плечо финансового инжиниринга (кредитный горизонт). Фердинанд Ландберг приводит цифры роста нефтяных доходов Америки в годы войны. Например, чистая прибыль Standard Oil of Indiana составляла в 1914 году всего 7,7 млн долл., а в 1918-м выросла до 43,2 млн. Общая прибыль 32 составных частей бывшей единой Standard Oil только в 1918 году достигла почти 450 млн долл., или 8 млрд в эквиваленте 2021 года (четверть всего частного долга стран Антанты Америке по итогам Great War. – Л. К.)[368].

После войны ключевым для Америки станет вопрос возвратности вложенных в «общее» будущее средств. Вопрос не решался в параметрах военных паритетов, у Америки не было военного превосходства. Необходимо было новое понимание (онтология) принципов развития человечества как одной большой макросистемы (мироустройство, иерархия иерархий), новая система координат для принятия решений.

Необходимо было заново изобрести «мир миров», теоретически обосновать необходимость подчинения национальных проектов (Nation States) интернациональной модели отношений на основе маржинальности. Доказать естественность отказа от политического суверенитета в пользу коммерческой выгоды – от права первородства в пользу чечевичной похлебки.

Новая модель отношений крушила старый мир прямо на глазах. Всего за два месяца (октябрь – декабрь 1918 года) пали Габсбурги и Гогенцоллерны (Романовы пали ранее. – Л. К.), рухнули королевские династии Баварии, Саксонии и Вюртемберга, а также династии еще 11 великих герцогств и 7 княжеств (суверены, помазанники Божьи). На карте Срединной Европы появились Венгрия, Польша, Чехословакия, Финляндия, Латвия, Литва, Эстония, Югославия. Османскую империю и вовсе цинично разобрали на составляющие как конструктор Lego, разделив ее на зоны «нефтяного» контроля.

На смену деидеологизированному Вестфальскому миру (отказ от веры) шла безжалостная и бесчеловечная идеология отрицания идеологии – либерализм. Идеология, лишенная внешних признаков идеологии, а потому еще более страшная в своей математической безупречности. Идеология, несущая в себе «рецепт напитка Цирцеи» – забвение, лишение человека исторической памяти (ощущение в роде), лишение стран и народов исторического прошлого, а значит, будущего.

Следуя на борту военного транспорта «Джордж Вашингтон» в Европу, Вудро Вильсон будет наставлять сотрудников своей администрации: «…либерализм должен стать более либеральным, чем прежде, он должен стать радикальным, если цивилизации суждено избежать урагана»[369].

Несущие конструкции «внеконфессионального» мира гнуло и корежило, арматура рвалась как швейные нитки, трещал фундамент, лопались окна и дверные проемы, как карточный домик складывались целые пролеты, крушились остатки религиозных основ мироздания, ломались судьбы людей и народов…

Great War! La Grande guerre! Великая война!

Новая система обеспечения будущего (гарантии исполнения обязательств) требовала построения новой экономической, политической, культурной и этнической иерархии мира. Вела к неизбежной перекройке политической географии всей планеты. Ментальные границы Nation State (образы жизни) трансформировались в прикладной образ сторожевой будки, где взимаются таможенные платежи. Целостные социальные системы (культурный паттерн) превращались в хозяйствующих субъектов, исчисляемых по одному-единственному параметру – ВВП.

Здесь, в корпоративной модели отношений, которая ломала имперскую модель территориального контроля, берет свое начало антиколониальная политика Америки (политика «открытых дверей») – миф о демократизации с опорой на миф об антирабовладельческой природе войны Севера и Юга. Лавры этой политики (распад Pax Britannica, «национализация» Ближнего Востока и Азии) советская историография приписывает исключительно влиянию Октябрьской революции.

Почему антиколониальная природа демократизации (борьба против угнетения народов, «мир без победителей») – это миф? Потому что основой политики «открытых дверей» была «политика доллара» (экспансия внутреннего долга Америки). Потому что контроль и гарантии никуда не девались, они всего лишь меняли форму и содержание (создание общего пространства обязательств и обязанностей, общие гарантии их исполнения, общий оператор и общие санкции. – Л. К.).

Имперский принцип объединял территории в зоны контроля, куда входили цельные макросистемы как единицы организации мира. Корпоративный – дробил пространство на цеха и производственные линии, объединенные общей бухгалтерией. Культурное взаимодействие как фактор равновесия системы в новой модели отношений не просто не учитывалось, оно теряло смысл, попадало в разряд системного риска (в логике модели – издержки). Отсюда родом мультикультурализм, гендерное разнообразие, гедонизм, индивидуализм – аннигиляция национальных ДНК…

Бенито Муссолини называл новую модель мирового порядка «мошенничеством напыщенных богатеев»[370]. Троцкий в своих формулировках, как всегда, был намного изящнее, описывая носителей новой онтологии как чикагских мясников и производителей сгущенного молока, которые выступают в роли неотесанных адептов стремления США к мировому господству, когда читают главам правительств Англии и Франции лекции об интернационализме идей прогресса и прибыли[371].

Как работало на практике (и продолжает работать) столкновение двух миров, можно увидеть на примере Великой Армении, которая по итогам Great War («соглашение Сайкса – Пико») должна была частично возродиться в пределах Российской империи после раздела Турции. В новом формате (после Great War) «армянский проект» подхватили США, но уже с коммерческой подоплекой – нефтяная концессия Честера.

Армения в обоих случаях решала вопрос национального выживания на фоне ностальгии о былом величии (имперское прошлое). В отечественной историософии Армения обязана своим существованием России. В историософии США Армения – способ ограничения имперских амбиций (дезорганизация) России и Турции с помощью игры на фантомных амбициях самой Армении. А в историософии Армении оба проекта – пример «Большой нефтяной игры», в которой они как народ выступали разменной монетой.

Это важно понимать и сегодня. Иначе невозможно понять всю глубину противоречия между «миром миров» (Nation State) и миром корпоративного стандарта (Corporate State), который стремится стереть эти противоречия, унифицировать подходы и выровнять площадку, прикончить Историю (уничтожить «мир миров»).

Глубина происходящих с миром